Гвинет Пэлтроу

Первая кинороль в 15 лет. «Оскар» в 26. Богатство. Знаменитые родители. Знаменитые возлюбленные. Внешность принцессы из сказки. И жизнь как в сказке… Все это – о Гвинет Пэлтроу. Но она – не только это. Встреча с настоящей Гвинет, прочно стоящей на земле.

Узкое точеное лицо, глаза цвета океана. Да, именно как вода в океане – исключительной прозрачности. Тонкая кожа. Волнистые волосы. Чистота, четкость линий, изысканность изгибов. Гвинет Пэлтроу прекрасна. В отеле холодно, а она будто источает тепло. Викторианский интерьер тяжеловесен и мрачноват, а она – излучает свет, покой и доброжелательность…

«Стоп! – говорю я себе. – Подумай: а с чего ей волноваться?» Действительно, что может отнять у этой женщины спокойствие? Ее крестным был Стивен Спилберг, ее возлюбленными – Брэд Питт и Бен Аффлек. Она говорит на трех языках, ее фигура – мечта модельера. Ее гонорары достигали 10 миллионов. К списку своих триумфальных ролей она в последние годы добавила роли жены и матери. Вегетарианка. Верна своей сверхздоровой макробиотической диете. Каждое утро по два часа оттачивает сложнейшие позы йоги… И какие чувства она вызывает? Восхищение? Скорее зависть!Но я вспоминаю ее героинь: трогательную, ранимую – из «Семи», влюбчивую и обманутую – из «Идеального убийства», неспособную смириться со смертью любимого отца – из «Доказательства». В этой женщине есть скрытый запас трагизма. Нет, не трагизма мироощущения, но она явно реалистична. Выросла в парниковых условиях успешной и любящей семьи, но точно знает, что жизнь – непростая вещь. Гвинет Пэлтроу, возможно, и выглядит принцессой, соскочившей с горошины, но на самом деле она – стойкий солдатик. И совсем не оловянный.

– Вы прервали свою актерскую карьеру больше чем на два года: занимались рождением и воспитанием детей, семьей…

Гвинет Пэлтроу: …и стиркой, и подгузниками, и готовкой – на кухне я не теряюсь. Да, я уже давно занимаюсь семьей – подробно и с удовольствием.

– Так надолго отойти от дел востребованные актрисы обычно не решаются – из опасения, что их забудут. Вы не боялись. Не потому ли, что такая постоянная удача, как ваша, способна человека избаловать?

Гвинет Пэлтроу: Нет, вы не правы. Знаете, все последние годы мне часто снился один сон. Я оказываюсь в прекрасном пляжном домике, в бунгало, где-то на калифорнийском побережье. В нем явно была вечеринка: повсюду такие захватанные винные бокалы, некоторые с остатками вина. Вдруг дом начинает двигаться и плывет по какой-то реке. А я не знаю, как из него выбраться. Странный сон – ничего страшного вроде бы, а как-то жутко. Я, наверное, жила в неустойчивом доме. И в нем давно закончилось веселье… К 30 годам я сыграла два десятка ролей, обрела популярность, гонорары мои выросли. В 26 меня наградили «Оскаром» – я достигла пика в карьере, к которому другие люди идут всю жизнь. Но – и это очень существенное «но» – я утрамбовала в 10 лет целую жизнь, прожила за эти годы слишком многое. Интенсивность, событийность совершенно меня износили эмоционально. Человек может идти к вершине пологим подъемом, долго, размеренным шагом, а может карабкаться. Мне пришлось развить скорость и взбегать чуть ли не по отвесной стене. Я устала от подъема и всерьез своих успехов оценить не могла. В результате все связанное с кино прекратило иметь для меня лично какой-то смысл. Оно не было реальным. У меня не было чувства избалованности везением, наоборот, было чувство пустоты. Я не была счастлива. Я хотела реальности. Реальность была там, где было не кино, а была только я, моя жизнь, те, кто мне дорог: муж, папа, мама, брат, еще не родившиеся мои дети. И я без колебаний оставила нереальное.

– Вы считаете, достичь успеха рано – плохо?

Гвинет Пэлтроу: Для меня – определенно плохо. Нездорово. Я устала от себя: всю жизнь я концентрировалась на себе, самое время было сконцентрироваться на ком-то еще.

– Это не было результатом бессознательной программы на достижение? Когда достигаешь вершины, достигаешь и пустоты – дальше взбираться некуда.

Гвинет Пэлтроу: Не исключено, что болезнь нашего времени – видеть смысл жизни в восхождении к успеху. Особенно это чувствуется в Америке, поэтому я и живу по большей части в Лондоне: здесь люди за ужином говорят о действительно интересных вещах, а не о деньгах и работе: о, я еще не на самом верху, о, я еще не заработал всех денег! Но это не про меня и никогда про меня не было. Ведь я-то всегда была более или менее благополучна. Родители были друг другу очень преданы и нас с братом любили. Я не ориентировалась на какие-то заоблачные достижения. Но жизнь вовлекла меня в водоворот жуткой интенсивности. Я перестала быть хозяйкой собственной судьбы. И в какой-то момент сказала себе: а вот теперь достаточно. Теперь я живу свою жизнь.

– Когда родился ваш первый ребенок, вы отказались даже от идеи взять няню. Чтобы проживать свою жизнь только самой?

Гвинет Пэлтроу: Наверное, я не очень доверяю людям: они ведь имеют право на слабости, невнимательность, ошибки. А я не могла представить себе, что чужой человек допустит по отношению к моей девочке ошибку. Наверное, это эгоизм. Но я не хотела делить Эппл ни с кем, разве что с Крисом (Крис Мартин, муж Пэлтроу. – Прим. ред.). И потом: я, мама, Крис – все суетились вокруг нее. И тут еще один человек… Слишком много внимания, по-моему. Зачем в ребенке с младенчества воспитывать ощущение, что он центр вселенной?

- Но, дав ей такое удивительное имя – Эппл, Яблоко, – вы разве не старались подчеркнуть ее единственность, исключительность?

Гвинет Пэлтроу: Во-первых, есть женские имена-месяцы – Эйприл, есть имена-цветы – Роуз, Лили. Не вижу в имени-фрукте ничего особенно экзотического. Во-вторых, имя ей дал ее папа. И мне оно показалось… правильным: яблоко – это нечто свежее, сочное, румяненькое. И она такая. Наверное, как и все дети… Но именно она – наш маленький яблочонок! К тому же я была уверена, что Крис назовет ее точнее. Ведь никто и теперь не проводит с ней времени больше, чем он, никто так с ней не хохочет. Она, безусловно, папина дочка. В чем есть свои плюсы. Я сама была такой. И сейчас такая.

- Ваш отец был значительной фигурой шоу-бизнеса. А каким он был отцом?

- Мои взаимоотношения с отцом - это центр моих взаимоотношений с миром от рождения до 30 лет. Он был очень сильным человеком, и я могла прийти к нему за советом по любому поводу. Когда я играла в пьесе "Доказательство", он был жив, и он умер до начала съемок фильма. Наши взаимоотношения с отцом были совершенно другие по сравнению с отношениями моей героиней и ее отца. Она присматривала за отцом, а мой отец присматривал за мной.Конечно, если бы с мамой что-то случилось, я бы немедленно переехала к нему и стала бы за ним ухаживать. Так что любовь и преданность моей героини и ее отца были сродни нашей. Я не актриса метода, и я не использовала вызванную смертью отца боль для того, чтобы изобразить на экране чувства своей героини, оставшейся без отца. После его смерти мне было очень трудно произнести слово папа. Теперь это сделать легче, так как мой муж стал папой, и это слово обрело для меня новый смысл. Эппл уже внятно произносит дэдди.

– Как это изнутри – быть папиной дочкой?

Гвинет Пэлтроу: Сейчас для меня это значит не находить никакой возможности примириться с его смертью. Принять его смерть как часть своей жизни. Не могу и все. Папина смерть – одно из главных событий моей жизни, столь же огромное и важное, как и рождение детей. Если не больше.Во всяком случае, это самое ужасное из случившегося со мной: его умирание – рак – и сам уход. Брат тогда буквально выгнал меня на съемки


«Сильвии», он сказал: «Тебе нужно чем-то заняться, иначе ты так и будешь слоняться по дому, как зомби». А я и была как зомби… Отменила свадьбу. Ведь предполагалось, что папа поведет меня к алтарю, а раз его не стало… У нас с Крисом не было свадьбы, мы просто уехали вместе в Санта-Барбару. Я отказывалась делать вид, будто после смерти папы смогу жить по-прежнему и как планировалось.

– Вам и позже не удалось справиться с утратой?

Гвинет Пэлтроу: А разве это вообще возможно? Нельзя справиться, нельзя. Мы с папой семь лет назад, незадолго до его смерти, сделали вместе фильм «Дуэты», он был режиссером, я в нем играла. Теперь я думаю: как мне повезло, что у меня так много видео с папой – материалы по фильму, съемочные моменты, его телеинтервью… Иногда я смотрю эти записи. И всегда плачу.Но ведь как здорово, что и мои дети – они родились уже после его смерти – смогут увидеть его, услышать его голос, почувствовать, каким он был. Но в его смерти есть и еще одна вещь, которая меня угнетает: я чувствую себя частью… какой-то статистики. Я переживаю его смерть… как все, кто потерял родителей, когда они им были еще так нужны. А мне-то хочется переживать это одной, так же исключительно, каким исключительным был он.

– Смерть отца была вашей первой серьезной потерей?

Гвинет Пэлтроу: Я расставалась с людьми. И с теми, кого очень любила. Когда мы расстались с Брэдом Питтом, у меня было чувство, что с ним ушла часть меня. Но эта любовь… заменима. А папину любовь ничем не заменишь. На ее месте пустота, зияние навсегда.

– Так велика была его роль в вашей жизни?

Гвинет Пэлтроу: Огромна: он был моим главным советчиком, я могла доверить ему все свои тайны. Он никогда меня не осуждал, но всегда направлял. Никогда не давил и всегда понимал. Он был чем-то вроде доброго духа, ангела-хранителя. Я всегда чувствовала его поддержку, всегда слышала это его «Не бойся, я скажу, когда ты ошибешься». У меня благодаря папе было чувство защищенности, безопасности. В нем было такое особое тепло, особенно к детям, к нам с Джейком (Джейк Пэлтроу, младший брат Гвинет. – Прим. ред.), к детям вообще – еврейское тепло, папа же происходил из древнего еврейского рода Палтровичей, в нем все мужчины были раввинами пять сотен лет, они жили в Польше, в Кракове, потом в России, в Нижнем Новгороде. Среди его предков – знаменитый рабби Давид Ха Леви Сегал. И в отце всегда было что-то от настоящего священника – тепло и смирение, он принимал людей такими, какие они есть. А когда тебе девять и отец дает тебе понять, что ты – лучшая на свете, ты думаешь: «Что ж, значит, можно и не бояться». Теперь именно это и заставляет меня страдать – что я была так счастлива! Но, надо сказать, в нашей семье все понимали друг друга. Мы с братом выросли как бы внутри родительской работы. Часто фильмы, в которых снималась мама, делались рядом с нашим домом. Мы с братом после школы шли прямиком на съемочную площадку. Актеры относились к нам как к равным, и это удивительное ощущение.А потом, я была «дочкой мисс Дэннер», что означало: замечательной актрисы, звезды. Мама всегда была для меня тем, что сейчас называют «ролевой моделью». Она никем не манипулирует и всего достигает. Наверное, потому, что не строит отношения с людьми, а выращивает…

– Как вы относитесь к тому, что многие считают вас, как говорят, блатной? Известная семья, связи, знакомства…

Гвинет Пэлтроу: А вы считаете, это залог счастья? Мне-то счастье принес как раз отказ от «багажа»…

– Да, ваш уход «в семью» – решительный шаг. Иногда решительность – оборотная сторона конфликтности. Вы же выглядите человеком неконфликтным…

Гвинет Пэлтроу: Да, я совсем не конфликтна. Причем не по природе – это свойство выработалось еще в школе. Я училась в Нью-Йорке, на Манхэттене, в «Спенсе» – частной школе для девочек. А что такое девицы в старших классах, в изоляции от мужского общества? Иногда подлинный террариум. Но тогда-то я и поняла, нет, скорее, почувствовала: чтобы не превратить свою жизнь в ад, надо научиться если не прощать, то хоть забывать. Что было – то прошло, проехали. Это кажется смешным, что столь глобальный вывод я сделала из пары девчачьих гадостей… но ведь сделала. Система до сих пор работает. И очень помогает мне в жизни.

– Говорят, приезжая в Лос-Анджелес, вы останавливаетесь в доме своего бывшего бойфренда Бена Аффлека. Это тоже следствие вашей бесконфликтности?

Гвинет Пэлтроу: Мне всегда казалось, что в отношениях людей плохи не скандалы и не претензии. Нет. Плохо, когда партнер не дает тебе выразить свои чувства – и любовь, и раздражение. Я и расставалась-то по этой причине. Если у вас серьезные отношения, значит, есть контакт, диалог. Например, секс для меня – один из видов диалога, адекватный способ выразить определенные чувства. Отношения кончаются, когда кончается диалог, но при этом важно сохранить хоть какой-то вид контакта. Нам с Беном удалось. Поэтому мы и можем остановиться друг у друга: я у него в Лос-Анджелесе, он у нас в Лондоне. Сейчас мы почти как брат и сестра.

- Вы вышли замуж за очень популярного музыканта, но вы не появляетесь вместе на красной дорожке.

- Когда я была моложе, я вышла на люди с кем-то очень известным (с Брэдом Питтом), думая, что ничего лучшего в жизни не бывает. С тех пор мое представление о счастье изменилось, и я стараюсь сглаживать эффект своего появления на красной дорожке. Поэтому меня удивляет, почему папарацци продолжают преследовать меня? Я все думаю, что я еще могу сделать, чтобы они потеряли интерес ко мне, а главное, к моему ребенку? Люди знают, как зовут мою дочь, и они разглядывают ее фотографии в журналах. Меня это просто бесит! И я не знаю, как это может на ней отразиться.Когда я еще жила в West Village, фотографы выжидали на углу, где им были гарантированы фотографии моих знаменитых соседей. Сейчас наша семья часть времени проводит в Лондоне, где с этим делом полегче. В любом случае, если папарацци будут досаждать мне, я сфотографирую их машины, запишу номера их водительских удостоверений и вызову полицию.

- Как вы справляетесь со сплетнями о вас?

- Когда ты на всеобщем обозрении, каждый может критиковать тебя. Недавно написали, что я поправилась и что на моем платье было заметно пятно. Но какое мне дело до того, что думает обо мне репортер таблоида?! Правда, когда мне на глаза попадается подобная информация о моих знаменитых друзьях, я начинаю волноваться о том, правда ли это и переживают ли они из-за этой публикации?

- Вам нравится жить в Лондоне?

- Да. Когда мне было 15 лет, я поехала в Испанию в рамках программы обмена школьниками и просто влюбилась в эту страну. Америка - юная барышня с подростковым максимализмом. А мне по душе старушка Европа с ее мультикультурой. Когда я приехала в Лондон сниматься в "Эмме" десять лет назад, недоумевала по поводу многих вещей, с которыми мне пришлось здесь столкнуться. Я не только не собиралась оставаться в Англии, у меня даже развилась англофобия. Зато сейчас местная культура буквально впитывается в меня без всякого напряжения с моей стороны. И после того, как я стала понимать происходящее в Англии, я влюбилась в эту страну.

- Вы часто видитесь с Мадонной?

- Намного реже, чем раньше. Я теперь дружу с Эппл - мы вместе ходим на ланч, мы очень спокойно проводим время. Мадонна до сих пор удивляет меня. У нее очень твердый характер, и она постоянно стремится к совершенству. Ее можно сравнить с электрической станцией. Я такой никогда не была и не буду. Моя подруга Стелла Маккартни немного похожа на нее. У нее сильный панк-роковый дух, ей нравится идти напролом. Она очень свободная, меня это восхищает.

- Помогла ли вам жизнь в Британии взглянуть на Америку другими глазами?

- Недавно за обедом в компании своих новых знакомых я опять защищала Америку. Вне зависимости от ее сегодняшней экономической политики это фантастическая страна. Европейцы относятся к Америке очень негативно, и я думаю, что они забывают, как она неоднородна.

- Если бы вы не стали актрисой, чем бы вы занялись в жизни?

- Меня очень интересуют искусство и история, поэтому я, вероятно, работала бы в художественной галерее или на аукционе. Или выучилась бы на шеф-повара. Это как раз то, чем я в последнее время занимаюсь у себя дома.

– Рождение детей внесло коррективы в вашу систему ценностей?

- Оно изменило абсолютно все. Ребенок –  
безусловная данность, он просто
присутствует в твоей жизни и одним этим определяет ее. Он живет в настоящем, и я – вместес ним. Только настоящее известно – и потому важно.

– Но будущее все же немного известно: вы возвращаетесь в кино.

- Да. Потому что есть некая часть меня, которая теперь тоже изголодалась. Актрису во мне надо подкормить. Хочу играть в театре, сниматься в серьезных картинах. Ездить на метро, как все.

– Вот это вряд ли, ведь вы так популярны и узнаваемы!- Ничего подобного – я езжу на метро. Надеваю шапку и еду. Да и кто на кого смотрит в метро? У меня же среднестатистическая британская внешность – кого я заинтересую…– Меня как минимум. Буду высматривать вас в толпе.- Да я вас первая замечу!– Тогда до встречи в метро!