 Ума Турман - интервью со звездой
Ко многому в жизни она относится с ясной иронией: к общепринятым мнениям и собственным пристрастиям, поворотам судьбы и ее подаркам – славе и красоте.
Встреча с Умой Турман, звездой, всегда сохраняющей человеческую дистанцию между собой и своей известностью.Она дебютировала в 17, достигла славы в 20 и сегодня известна любому как одна из ярчайших характерных и высоко ценимых звезд Голливуда. Ума Турман производит впечатление человека, прекрасно знающего, чего хочет от жизни, а чего в ней не приемлет. У нее есть собственный взгляд на многие вещи, и она без колебаний готова его отстаивать. Турман непосредственна, но совсем не верит в свою неотразимость: похоже, ей искренне безразлична та власть, которую ее внешность дает ей над окружающими. Желанной она была не всегда, и Ума Турман помнит об этом…
Когда силуэт 36-летней звезды появился в дверном проеме ее дома в Гайд-Парке – традиционно «миллионерском» пригороде Нью-Йорка, как-то сам собой в моей голове прозвучал вопрос: «Что же случилось с ее космолетом?» Если исходить из распространенных кинопредставлений о том, как именно должна выглядеть инопланетянка, то Турман, безусловно, на нее похожа: рост – 183 см, невероятной голубизны и формы глаза (кажется, почти без зрачков), немыслимой длины конечности, фантастической четкости черты… Цепь космических ассоциаций продолжается и за порогом: в доме простор, создающий ощущение невесомости, в интерьере – сдержанный хай-тек, светлые тона, ненавязчивая подсветка. Впрочем, звезда-инопланетянка как-то очень по-земному говорит, что отправила няню гулять с детьми (ее дочери Майе 8 лет, сыну Роану – 4), помощницу «по ведению домашнего хозяйства и ответам на телефонные звонки» отпустила, а «мужчин в этом доме нет вовсе». Пока я осваиваюсь в гостиной на диване галактических размеров, хозяйка шуршит и хрустит чем-то на кухне. И входит в комнату… с довольно объемной пиалой картофельных чипсов. Добро пожаловать на Землю!
Psychologies: У зрителя ваш облик ассоциируется скорее с восточной гимнастикой и диетическим питанием, нежели с чипсами… Может быть, они как-то специально произведены для Умы Турман?
Ума Турман: Специально для Умы Турман произведены на свет только ее дети. (Смеется) Остальное – общественное достояние. Я просто люблю соленое. И гидрогенизированные жиры.
Psychologies: Но о вас говорят, что вы невероятно разборчивы и питаетесь только в ресторанах класса «гурме».
Ума Турман: Для меня это такой вид отдыха: я не могу перестать думать о работе и начать отдыхать, пока не поем чего-нибудь гурманского – это так безобразно, что быстро возвращает к реальности! А то, что меня считают абсолютным гурманом, – явное предубеждение на мой счет.
Psychologies: Как вы думаете, какие на ваш счет еще существуют предубеждения?
Ума Турман: Высокая. Голубые глаза. Светлые волосы. Вот и готово: нордическая блондинка, ледяная дева. Значит, я арктически холодна, отталкиваю людей, потрясаю отсутствием сочувствия! (Смеется.) Это клише, штампы. Но им поддаются многие. Мир очень заштампован. Это как… как усы Гитлера: если бы надо было снять фильм о его детстве, думаю, он бы там и в пять лет ходил с усами!
Psychologies: Ваша чувствительность к штампам, к продуктам массового бессознательного – из семьи? Ваши родители – буддисты, левые интеллектуалы, экспериментаторы в сфере психоделики…
Ума Турман:Возможно. Но… Как-то так получается, что я часто противостою чему-то. Хотя вообще я неконфликтна и действительно довольно интровертна. Я и родителям противостояла.В нашей семье – вы правы, антибуржуазных антиамериканистов – бунтарский характер скорее поощрялся. И, чтобы окончательно вывести родителей из себя, мне пришлось стать… совершенно обычным американским подростком. Лет в 12 я в пику им записалась в группу поддержки одной массачусетской футбольной команды. Ну все эти палочки с кисточками и помпонами, слоганы-кричалки, танцы с подскоками, гольфы, короткие юбочки на радость сексистам…Отец пришел в ярость. А мама (конечно, она была моделью, но потом-то стала психотерапевтом) однажды сказала: «Я дала своим детям главное – жизнь. С остальным им все равно придется разбираться самим».
Psychologies: Значит, и вы когда-то хотели быть как все?
Ума Турман: Естественно! Я больше всего хотела быть как все! Уж очень мы все в семье были «не как все». И папа, который в молодости был тибетским монахом, а потому, бывало, к нам на огонек заглядывал сам его святейшество далай-лама, – и мама, и я, и братья. С нашими-то экзотическими именами…
Psychologies: Вы переживали из-за своего имени?
Ума Турман: Из-за «Умы Каруны» и так далее? Ну дразнили… Меня дразнили за имя, за долговязость и за белобрысость. Но у меня было три брата, и все с удивительными именами – Ганден, Дечен и Мипам. А братья в юности были далеки от родительского буддийского отвращения к насилию. Могли и… накостылять. Но все-таки первые 14 лет жизни я провела в убеждении, что я ужасна и внешность моя ужасна. Нос страшно длинный. Кто-то из маминых коллег даже советовал сделать пластическую операцию. Да и рост… Не очень-то приятно, знаете, иметь рост метр восемьдесят в 12 лет! Из-за имени и роста я ощущала себя совершенно атипичной, а это очень некомфортное чувство. Внутренний имидж человека, то, как он видит себя, складывается довольно рано, думаю, раньше, чем было бы нужно. В частности, поэтому люди и прибегают потом к психотерапии. Словом, до сих пор, слыша о себе, что я якобы красива, я этому до конца не верю. Возможно, мне просто не нравится сам факт, что меня оценивают.
Psychologies: А что хорошего вы взяли с собой из своего детства, юности?
Ума Турман: Справедливости ради надо сказать, что лет до 12 оно было вполне безоблачным. Амхерст – город пяти колледжей и университетских преподавателей – неплохое место для ребенка, в таком и надо расти. Я помню первый концерт, на который пошла с родителями. Мне было лет шесть, а там – индийская музыка, невозмутимый музыкант с грустным ситаром, прекрасная танцовщица, сладкий дым... Довольно скоро я заснула в своем кресле. Запах от курящихся палочек, иноземный звук ситара, мягкое, теплое кресло… Это всегда со мной. Как образ особой детской защищенности. Она шла от родителей. А от братьев… С одной стороны, хорошо иметь братьев, а с другой – плохо быть девочкой среди трех мальчиков. Сама становишься в некотором смысле мальчишкой. Размываются представления о различиях между полами… А потом началась «мятежная юность»: мои 12, 13, 14 лет были… брутальными. Три года непрерывного противостояния миру. В 15 я поехала в Нью-Йорк, и тут главной задачей уже было научиться чувствовать себя среди людей более или менее комфортно. В общем, я научилась: нормально жила и в пиццерии, где мыла посуду, и потом в раздевалках, и на подиуме – это уже в модельном деле. Хотя оно мне и не нравилось… очень.
Psychologies: Почему?
Ума Турман: Там все нацелено на одно: «Покупайте больше! Не хотите ли еще? Я сделаю вас на 10 лет моложе, и все будут оборачиваться на вас!» Продать побольше – это цель моллов, супермаркетов, бутиков и прочих торговых точек. Но, если бы я хотела быть продавцом, я им бы и стала. И это было бы куда честнее, чем с важным видом дефилировать по подиуму.
Psychologies: Как вы себя ощущали, когда после нескольких вполне незаметных проектов снялись в двух эпохальных картинах – «Бароне Мюнхгаузене» и «Опасных связях» – и буквально в одночасье стали секс-символом?
Ума Турман: Вы смеетесь что ли? Где вы видели секс-символы женского пола с 42-м размером ноги?!
Psychologies: Многие не согласятся с вашей самооценкой…
Ума Турман: «Иногда низкая самооценка – это всего-навсего реалистичность», – говорил герой одного фильма. Шутка. Наверное, дело в другом: я происхожу из династии, так сказать, записных красавиц. Мама была моделью – и не без успеха. Бабушку считали одной из красивейших женщин своего времени, изобразили ее в виде скульптуры ню, и та до сих пор стоит в маленьком шведском портовом городке Треллеборге.Ведь мама моя, когда ей было 17, в Нью-Йорк приехала из Швеции... Так что особого трепета перед физической красотой в нашей семье никогда не было. Как и вообще особого внимания ко всему физическому, ведь родители мои – истинные буддисты. В общем, я не считаю физические данные серьезной характеристикой человека. Важнее, как он распорядится ими.
Psychologies: Вы дважды были замужем и оба раза расставались. Такой опыт не разочаровал вас?
Ума Турман: Мне понравилась одна мысль в «Манхэттене» Вуди Аллена: счастье – это не жизнь с одним идеальным партнером, а цепочка значимых для тебя отношений. Которые, в общем-то, могут и заканчиваться, и не быть счастливыми, и не иметь хеппи-энда. Тем более что люди по ходу жизни меняются, и то, что ты знал о любимом вчера, сегодня уже может стать ложным знанием. Я, помнится, раньше говорила, что лучше иметь дело с тем, кто тебя обманывает, чем с тем, кто не спускает воду в туалете. Сейчас я считаю иначе.
Psychologies: Пусть не спускает?
Ума Турман: Да просто дело не в нем, а в тебе. Если сообщать градус высокого принципа всякой мелочи… и сам становишься мелочным.
Psychologies: По-вашему, существует ли способ сохранить такое чувство, как любовь?
Ума Турман: А я, честно говоря, не думаю, что любовь проходит. Может быть, мне бы этого и хотелось – чтобы она когда-нибудь имела свой конец. Но это не так. Не важно, что я чувствую сегодня к тем, с кем рассталась. Все равно какой-то частью себя я до сих пор люблю всех, кого любила когда-то. Мне кажется, иногда не мы сами расстаемся – нас «расстает» жизнь.Мой бывший муж Итан (Итан Хоук, актер и писатель, второй муж Умы Турман. – Прим. ред.) в качестве критики как-то сказал: «Ты хочешь быть полноценной, хорошей, даже безупречной матерью и при этом оставаться хорошей, полноценной актрисой»… Знаете, некоторым мужчинам трудно жить с женщиной, которая действительно занята своей работой. А я была тогда ужасно занята: Тарантино самоотверженно ждал, когда я рожу Роана, чтобы снимать «Убить Билла»; потом Роан родился, и я начала приводить себя в норму – глупо же было появляться в проекте подобного масштаба в виде этакого толстопопого самурая… Потом начались съемки. Фактически меня не было дома почти год… В результате «Убить Билла» оказал на наш брак слишком сильное давление.Вот что я имею в виду, когда говорю, что жизнь нас «расстает». Но, пока мы живы, она никогда не разлучает окончательно. Даже если мы и разведены, мы все равно остаемся семьей. Потому что Итан для наших детей – отец, а я – мать и дети считают нас своими папой и мамой. Мы двое больше не муж и жена, но мы четверо – по-прежнему семья.
Psychologies: А вообще присутствие мужчины в жизни для вас важно?
Ума Турман: Не думаю, что мужчина – это необходимость. Но я никогда не имела ничего против… компаньона по жизни. Другой вопрос, что я не жду от партнера помощи, решения своих проблем. Свои проблемы я решаю сама. Но вот эта комбинация – любовь и хорошая компания – это важно для жизни.
Psychologies: В ваших взглядах на отношения между людьми вы что-то позаимствовали из буддизма?
Ума Турман: Буддизм вообще оказал очень серьезное влияние на мое видение мира, на то, чем я являюсь. Но по большому счету мне симпатичны все религии – не целиком, а каждая отчасти. То есть в какой-то своей части. Сейчас меня привлекает такое учение, как каббала. Но тоже… на расстоянии.
Psychologies: А чем руководствуетесь в воспитании детей?
Ума Турман: Знаете… Скажем так: я просто работающая мать-одиночка. Со всеми горестями и прелестями, которые приносят с собой дети.С утра сегодня, например, проснулась с ужасными ощущениями в желудке – явно подхватила каких-то бактерий от сына, он вчера весь день мучился тем же… Но это и есть жизнь, реальность: и чувство ответственности, и бактерии, и тот факт, что для детей важен отец, а твое мнение тут совсем не требуется – важен и все. Матери часто хотят жертвовать чем-то ради детей, бессознательно, по природе материнства. Мне тоже этого хочется. В последние три года я отказывалась читать сценарии, если съемки предполагались не в Нью-Йорке. Не хотелось оставлять детей или срывать их с места.Но теперь мне стало ясно, что тут необходим баланс: с одной стороны, отдавать себя, с другой – что-то еще оставлять себе. А вот как его найти… Боюсь, я не готова выступить тут экспертом…
Psychologies: Что это за возраст – 36 лет?
Ума Турман: Хороший возраст. Уютный. Мир видишь как-то яснее.С 20 до 30 я была сплошным комком беспокойства, неврозов, ожиданий и самокопаний. Правильно ли я поступаю? Стоит мне заниматься тем или лучше этим? Достаточно ли я для этого хороша? А теперь…Есть что-то чудесное в согласии с собой. Становишься менее ограниченным и более… живым. Да, в согласии с собой начинаешь жить полной жизнью. Потому что видишь: у всего на свете есть другая сторона. Не видев обратной стороны Луны, мы подозревали, что там, втайне от нас, в темноте, происходит нечто зловещее. Потом появились аппараты, которые сняли ее, и выяснилось, что там ничего страшного нет. К 36 годам у меня появился такой аппарат в личном пользовании. Через него я смотрю на жизнь. И теперь точно знаю, что все в ней относительно.Опыт утешает. А его приносит только время, возраст. Поэтому я и не боюсь уходящего времени, мне нравится, что оно идет.
| html-cсылка на публикацию |
|
| BB-cсылка на публикацию |
|
| Прямая ссылка на публикацию |
|
|
